«Стоп!» — говорю сам себе, это совсем не в духе лучших партийных традиций. Уж если солидный докладчик приводил в своем выступлении положительный пример, то называл героиню по имени-отчеству, подкреплял цифрами ее трудовые достижения. Ведь ничего не стоило дать поручение любому инструктору, и через час он выдал бы полную информацию о ней. А примеров было множество. Уже через месяц после начала войны колхозницы из артели «Восточная Тымь» организовали две женские рыболовецкие бригады и сутками не возвращались с моря. Все женщины колхоза «Новый быт» стали выходить на лов наравне с мужчинами. Особенно отличались бригады тт. Икроун, Нанту к, выполняя производственные задания на 500 процентов. Женская бригада ловцов Павловой из колхоза «Большевик» план 1941 года выполнила на 202 процента. На весь Широкопадский район славилась рыбачка Мария Ланцова. Ее бригада план 1943 года перекрыла втрое! Ей уступила Наталья Субботина из Александровского района, но ведь в зимних условиях работала. В колхозе «Восточное море», уже когда он переселился на южный Сахалин, отлично руководила женской бригадой прибрежного лова Мария Леонтьевна Орлова. А бригадир ставного невода Александра Степановна Фатеева с рыбозавода «Южный» в путину 1947-го выдала три годовых плана! Но места им в докладе не нашлось, зато сделан был жест в адрес некой Марии Проичуковой, бабенки, мягко выражаясь, нестандартного поведения.
Прибыла она на рыбозавод «Третья Падь» Корсаковского района, так о ней, видите ли, партийная, профсоюзная и комсомольская организации не проявили должной заботы, и она ударилась в загул. Ее пример отрицательно повлиял на других, и забеременели еще десять молодых работниц. Напрасно А. Голуб корил общественные организации. Как тут было не загулять, если бараки, куда впихнули рыбачек, трещали под напором сезонников и солдат, изголодавшихся по женскому телу.
После стакана спирта вербованная рябая Дунька с бородавкой на носу представлялась первой красавицей, и за право обладания ею молодые мужчины яростно дрались с применением подручных средств.
Такой ажиотажный спрос и потребности тела ни в какую не желали считаться с плановыми задачами рыбной отрасли. Ему было наплевать, что на рыбокомбинатах допускались огромные потери рабочего времени, была низкой производительность труда, более 50 процентов рабочих не выполняли производственных норм, не функционировали рыбонасосы и большое количество выловленной рыбы погибало. Цифры, которыми оперировал секретарь обкома, были тревожны: на путину требовалось 642 катера, а имелось всего 175; несамоходного флота наличествовало 33 единицы, а план предусматривал 816. В свое время Най-Найская судоверфь выпускала в год до 70 дрифтеров, около 300 кунгасов, теперь вступили в строй Невельская и Поронайская судоверфи, но все они вместе взятые не давали и трети того, что когда-то строила Най-Найская. Обстановка усугублялась возросшей аварийностью флота: в 1946 году произошло 85 аварий, 1947 год принес их 117 с общим убытком до двух миллионов рублей и человеческими жертвами.
Тем важнее был бы положительный пример: вот, мол, женщина, которая мужика за пояс заткнет по всем статьям. И трудолюбива, и бережлива, и мужественна в бореньях со стихией. Газетчики ударили бы в колокола, напечатали ее жизнеописание с портретом. Так нет же, о Маруське-гулене во весь голос, а о профессиональной рыбачке вскользь. Несправедливо! И я решил пусть даже через полвека, а все же разыскать ее имя. Лучше поздно, чем никогда.
Женщина-шкипер — не военная тайна, ее имя обязательно встретится в документах. Но человек неотъемлем от среды обитания, а я ничего не знаю ни о рыбозаводе «Мосия», ни о Широкопадском районе, который более тридцати лет назад выпал из статистических сводок, исчез из газетных репортажей и с географических карт. Слышал раньше, что район был известен, как дыра, медвежий угол. Специалист, будь то учитель, врач или инженер, получивший туда назначение, считал себя заживо погребенным.
В Государственном областном архиве работают очень чуткие люди. Стоило мне в задумчивости почесать затылок, как тут же подошла Вера Дмитриевна Орлова:
— Надо в чем-то помочь?
Едва я заикнулся о предмете своих поисков, как Вера Дмитриевна руками всплеснула:
— Да ведь я сама из Широкопадского района! Там прошло мое детство, моя комсомольская молодость, весь район я пешком исходила, побывала во всех населенных пунктах. Еще в тридцать девятом мои родители приехали во Владимировку. Родной поселок мне снится и теперь.
— И там была Владимировка?
Вера Дмитриевна отлучилась на десять минут и вернулась с тоненькой папкой, в которой оказалась подробная карта, выполненная от руки.
— Вот, в глубине Агневского сельского Совета, моя родная Владимировка. Здесь трудились комсомольцы тридцатых годов, слава о них шла но всему Северному Сахалину. Строили они поселки, валили лес, сплавляя его по весенней реке Агнево — никаких других способов вывозки древесины не существовало. Во Владимировне я закончила начальную школу и стала ходить в поселок Агнево, там была семилетка. В субботу мы шли пешком после уроков домой, а в воскресенье, загрузив сумочки небогатыми домашними харчами, возвращались обратно… Мороз ли, пурга, распутица — шли. Позже, будучи работником райкома комсомола, я приходила сюда по делам в командировку. У нас в командировку не ездили, а ходили. Расстояние в двадцать километров считалось за коне-день. По числу коне-дней нам начисляли суточные. С пятьдесят четвертого по пятьдесят восьмой прошла по дорогам и тропам Широкопадского района около двух тысяч километров. После Александровского педучилища я попросилась в родной район. В комиссии по распределению удивились: другие готовы были податься к черту на кулички, лишь бы не в Широкую Падь. Боялись дикости, глухомани, но глухомани у нас не было, вы убедитесь сами, когда поближе познакомитесь с нашим районом.