С той поры прошло более 40 лет. На крутой сопке в Невельске поставили памятник, к нему ежегодно в январский холодный день приходят старые рыбаки, курсанты мореходки, жители, чтобы поклониться погибшим землякам. В который раз, будоража воображение, переживают они трагедию. В который раз размышляют: а можно ли было избежать жертв?
В ту роковую ночь в составе экспедиции Невельской базы тралового флота нес свою капитанскую вахту на СРТР «Углич» Валентин Павлович Лекус. Богата его рыбацкая биография: больше тридцати лет ходил на траулерах, малых и больших, забирался далеко в северные широты и спускался в южные, рыбачил в дальневосточных водах, у берегов Канады и США, Южной Америки и Новой Зеландии. Соленые океанские ветры выбелили его голову, подточили здоровье, однако же сумел он сохранить великолепную память, высокий уровень флотской культуры, преданность однажды выбранной профессии, тепло рыбацкой дружбы. Радостно приветствуют его знакомые, добрым словом вспоминает он всех, с кем делил радость и тревоги нелегкого труда, с кем на морских дорогах обменивался словами привета.
Валентин Павлович — интересный собеседник, его рассказы о рыбацкой жизни полны живости, и я не раз заводил разговор о драме в Бристольском заливе. Он уклонялся по причине, которая казалась ему весьма убедительной:
— Да ведь никто не знает, как они погибли! И я не знаю.
И лишь однажды, когда в малозначащей газете промелькнуло суждение берегового «моряка» о том, что катастрофу можно было предотвратить, следовало лишь сделать то-то и то-то, Валентин Павлович не выдержал:
— Как можно судить о том, чего не знаешь? Да был ли ты там? Знаешь ли, по чем фунт рыбацкого лиха? Однако уж если решили обратиться к той ночи, то начнем не с конца, а с начала. Надо воздать должное советским корабелам, которые умели строить замечательные траулеры. Мне вверен был «Углич» — траулер-рефрижератор, построенный в Киеве на заводе «Ленинская кузница». Судно имело стальной сварной корпус, мощный двигатель в 400 лошадиных сил, обладало отличными мореходными качествами. При умелом управлении на нем можно было выдержать даже ураган. Конечно, ни один капитан специально на рожон не полезет, постарается, если возможно, где-нибудь укрыться, но уж коль встреча со штормом становится неизбежной, смело вступает в единоборство. Шторм вымотает душу, кого-то вывернет наизнанку, не без того, — что ж, работа у нас такая. Не переносишь — ищи место на берегу. Где строили «Себеж» и «Севск» — в Киеве или в Хабаровске, — точно не знаю, но в принципе от «Углича» они вряд ли отличались. «Нахичевань» был постарше, двигатель имел послабее, 300 лошадиных сил, но и это судно было очень надежным. Командовал им опытный капитан Владимир Александрович Огурцов, штормом его было не запугать. Вряд ли уступал ему на «Себеже» Михаил Дмитриевич Дворянцев. На «Севске», говорили, был молодой капитан, но нас, таких молодых, в экспедиции набиралась едва ли не половина. Так что драма заключалась не в мореходных качествах судов, не в возрасте капитанов, наличии или отсутствии у них опыта, даже не в силе урагана. На нас тогда обрушилась не одна беда, а две одновременно — шторм и мороз в восемнадцать градусов. Ну не помнил никто такого дьявольского стечения обстоятельств! Обычно если донимал мороз, то стихал ветер. Если налетал шторм, то он приносил с собой теплый воздух, и тогда температура могла подняться до плюсовой. Да, зимой приходилось несладко, борьба с обледенением была привычной. В самые суровые дни объявляли аврал два-три раза. А в ту ночь в Бристольском заливе случилось невероятное: лед намерзал прямо на глазах. Это было какое-то наваждение! Смотришь на трос в палец толщиной — через минуту, другую, третью он приобретает размеры пожарного шланга. Телом ощущаешь, как судно теряет способность отыгрываться на волнах, как зарывается носом в воду. Тут свихнуться можно было от такого напора стихии. Что нас спасло? Рыбацкое счастье, мужество и стойкость экипажа и полная загрузка судна. Груз обеспечивал судну остойчивость, то есть способность возвращаться в прежнее положение после каждого удара волны, как это делает ванька-встанька. Люди работали на пределе своих сил по полтора часа. Коку было приказано приготовить горячий кофе и открыть консервы. На отдых выходило не более сорока минут. Стекло в рубке покрылось льдом, пришлось приспустить его, чтобы иметь обзор. Минуты летят стремительно, кажется, команда не успела проглотить по куску хлеба, как ее надо снова поднимать. А судно качается, волны набрасываются разъяренным зверем, все покрывается льдом: шлюпки, надстройки, мачты, реи, стрелы, такелаж, рукавицы, одежда, лом, топор. Радисты опускают антенны, сбивают лед деревянными колотушками. Самые ловкие карабкаются повыше. Полундра! Не зевай, братцы, такие глыбы летят с верхотуры, что и каска не спасет. Работают все, кроме меня и рулевого. В минуту, которая показалась мне критической, вызываю на мостик старпома и беру в руки лом. Однако критический момент наступает через час, обессиленная команда как раз ушла на отдых. Внезапно судно получило сильный крен на левый борт. Обледенение шло слева, откуда непрерывно хлестала волна. Я успел произвести маневр с одновременным увеличением оборотов двигателя. Судно выровнялось! Снова вызвал команду на борьбу со льдом. Мы облегченно вздохнули только тогда, когда вошли в лед. Ветер свирепствовал по-прежнему, но обледенение уже не грозило — не было брызг. Все попадали спать не раздеваясь. Прилег и я, строжайше наказав вахтенному помощнику, чтобы следил за обстановкой и разбудил меня, если судно начнет выносить изо льда. Ураган срывал льды и уносил вместе с судами в стихию бушующего моря, если те не успевали сманеврировать. Нам повезло, «Углич» прочно удерживался во льду. К утру ураган умчался дальше, море утихомирилось, капитанский час начался по расписанию. Тогда-то и обнаружилось, что на связь не выходят «Себеж», «Севск», «Нахичевань»: вызывал их флагман, вызывали все суда. Отклика не было. Вся экспедиция, разбив залив на квадраты, вышла на поиски. Тут мы узнали о гибели приморского «Бокситогорска». Ночью перевернутое судно увидел капитан «Урупа» Геннадий Львович Панфилов. За днище держался человек. Человека надо было спасать, волна могла смыть его в любую минуту, но подойти к погибшему судну значило подвергнуть себя смертельной опасности. Наверное, сейчас и сам Панфилов не скажет, чего стоило спасение утопающего. «Уруп» находился в крайне тяжелом положении, разворот в таких условиях казался немыслим, а тут еще несчастного ударом волны сбросило с днища, он бился в волнах из последних сил. Капитан Панфилов успел! Утопающий с трудом намотал скользкую выброску на руку, зажав конец зубами. Спасенным оказался рыбак Анатолий Охрименко. Он рассказал о трагедии «Бокситогорска». Картина гибели судна заставила нас еще раз содрогнуться от ужасов той ночи, так все было похоже. Экипаж «Бокситогорска» обессилел, капитан разрешил короткий отдых. Судно вынесло изо льда, на развороте последовал удар волны, судно получило сильный крен. Именно в этот момент море нанесло два мощных удара в тот же борт. Всего несколько человек успели выскочить наружу, их накрыл опрокидывающийся корпус, чудом на поверхности остался только Охрименко.