Как жили мы на Сахалине - Страница 100

100

— Витя, чего девчонка будет околевать, пусть ложится с нами.

Муж поглядел на меня долгим взглядом, покрутил пальцем у виска, а Оля уже гнездится между нами. Спали мы так недели три. Оле было 16 лет, каждый вечер она куда-то уходила, приходила замерзшая — и к нам греться. Виктор днем ремонтировал судно, вечером ходил на занятия в мореходную школу, а потом еще успевал приготовить еду. Оля у нас была на полном довольствии, мы ее как сироту жалели. Вечером Витя на занятия, а мы с Олей на танцы во Дворец. Однажды выходили из дому, замыкаю я двери, а тут парнишка передает хлебные карточки и хлеб:

— Это от дяди Вити.

Вернуться домой, убрать все в шкаф — удачи не будет, партнеров расхватают. Недолго думая, я карточки положила за фрамугу в коридоре. Побежали мы, повеселились от души, а дома Витя уже постель нагрел, я и забыла про все. Утром вышла — ни хлеба, ни карточек. Отпускные закончились, друзья ходить перестали. Тогда выдавали по карточке так: Вите — 800 граммов, мне пятьсот, иждивенцам по четыреста. И вот мы сидим месяц, зубами щелкаем, а Оля свой хлеб ест на работе.

Витя мне запретил на танцы ходить:

— Нечего там с чужими мужиками обжиматься.

А я каждый выходной в слезы: на танцы хочу!

Пришлось ему всерьез браться за мое воспитание. В пятницу он говорит нам:

— Готовьтесь, завтра вам кавалеров приведу.

В субботу мы с Олей гладились, мыли головы, накручивали волосы, красились и задолго до прихода партнеров были готовы — хоть на выставку нас.

Пришли три парня — высокие, стройные, красивые. Ну, думаем, на танцах все девки от зависти лопнут. Начинаем одеваться. А у нас плита и столик были отгорожены ширмой. Гляжу: Витя из-за ширмы пальцем манит. Я, сияя от счастья, влетаю к нему за ширму, а он мне пару шлепков:

— Вот тебе танцы!

Я в слезы, он меня за руки берет, целует и приговаривает:

— Ой, у моей милки живот схватило!

Я реву. Он меня к рукомойнику, смыл слезы. Я снова стала при парнях краситься, Ольга помогает. А он снова меня за ширмочку манит. Вхожу несмело. Он мне пару шлепков: «Вот тебе танцы!». Я из-за ширмы говорю:

— Идите сами, я на танцы не пойду.

Ольга влетает к Виктору:

— Ах ты, такой-сякой, за что жену бьешь?

— Иди отсюда, а то и тебе по дружбе подкину!

Все ушли, подвел он меня к рукомойнику. Пока я умывалась, он завязал узлом в простыню перину, надел на меня пальтишко, шапочку, обул беленькие фетровые ботинки, накинул мне на спину узел, приделал лямки и выставил за дверь:

— Иди и скажи матери, за что тебя муж выгнал.

На улице было еще светло, я метнулась в коридор, стала просить прощения, а он твердит:

— Иди к маме!

— Ну, сними с меня хоть перину.

— А нам с Ольгой и без перины будет жарко.

Поревела я под дверью, наконец он впустил меня и велел ложиться спать на полу.

Приходит Ольга:

— Ой, чего это Нинка на полу валяется?

Витя говорит:

— А мы с ней разошлись. Раздевайся, с тобой будем спать.

Ольга по-шустрому разделась — и шнырь в постель. Я вскочила и рысью вцепилась за него:

— Не отдам!

Больше Ольга у нас не ночевала, потом перестала ходить к нам, Виктор ее отвадил. Вышла она замуж и укатила куда-то.

20 октября 1942 года у нас родилась Виолетта. Девочка бабушку стала звать мамой, а меня Ниной.

Беда одна не ходит

Неожиданно мы получили известие, что первая жена Виктора осуждена на 5 лет с конфискацией имущества, а двоих сыновей поместили в детский дом. Виктор был в рейсе. Я решила ехать за сыновьями, оформила пропуск на Сахалин. Бегу в порт узнать, какое ближайшее судно пойдет в Алсксандровск, а мне навстречу знакомый моряк, раньше работал с Виктором, раза два был у нас:

— Слушай, Нина, в Александровске сняли Виктора с парохода, арестовали, собираются судить.

Я побледнела, вцепилась в его рукав:

— За что?

— Ничего не знаю, но то, что он под арестом, — точно.

Кинулась я домой к маме, а дома неожиданные гости: воспитатель детдома привез одного из сыновей Виктора, второй сбежал. Привезли его без сменного белья, а ведь это был сорок четвертый год, каждая тряпка была на учете. Расписалась я в приеме сына, поплакали мы с мамой (отчим был на фронте) и решили: надо мне ехать в Александровск и узнать, что мой муж натворил, кто он — убийца, вор, растратчик? Я не верила ни в то, ни в другое, ни в третье.

Собрала я котомку и пошла на пароход «Ковда», идущий в Александровск. Старпом там меня огорошил:

— Дура, кто тебя возьмет в каюту с таким пузом?

Я в рев. Сжалился стармех, уступил мне свою каюту, и через два дня я появилась перед начальником милиции города Александровска.

— Как же ты вернешься домой? На днях закрывается навигация на Амуре.

Свидание с мужем все же дал. Встретились мы, Виктор невесело улыбается:

— Не виноват я. Груз шел с сопровождающим.

Позднее Виктора полностью оправдали, поскольку выяснилось вот что.

Судно «Карага», где Виктор был грузовым помощником капитана, грузилось в Александровске. Часть груза сопровождал фронтовик с одной рукой. Документы у него были на запчасти. Потом оказалось, что он погрузил еще бочку спирту без пломбы. Муж у сопровождающего груз не принимал, да и не обязан был это делать. Однако, когда при сдаче груза в бочке вместо двухсот литров оказалось семьдесят два, сотрудники НКВД квалифицировали недостачу по законам военного времени как хищение в крупных размерах и арестовали Привалова, сопровождающего и двух моряков. Морячки признались, что спирт черпали ведрами, пили сами и поили корешков, но все это тайком от сопровождающего и помощника капитана.

100